Новости персоналий

В этом году в прокат вышел фильм «Любовь живет три года» – режиссерский дебют Фредерика Бегбедера, современного французского романиста, литературного критика, бывшего рекламщика. Он прославился романами: «Каникулы в коме», «Любовь живет три года», «99 франков».

Мы публикуем интервью с популярным в России режиссером-романистом, которое Екатерина Мцитуридзе взяла после проката нового фильма во Франции. Решив выяснить душевное состояние писателя, главред Variety Russia с удивлением обнаружила его в Биаррице, на одном из самых старомодных спа-курортов мира.

ЕКАТЕРИНА МЦИТУРИДЗЕ: «В любви положение становится по-настоящему тревожным, когда пара переходит от порнофильма к детскому лепету. Заметно становится очень быстро: даже голоса ломаются за несколько месяцев совместной жизни. Мужественный мачо с зычным басом начинает сюсюкать, как младенец на коленях у мамочки. Роковая женщина с хрипотцой в голосе превращается в сиропную девочку, путающую мужа с котенком. Нашу любовь сгубили интонации». Ты по-прежнему так считаешь?

ФРЕДЕРИК БЕГБЕДЕР: Спасибо, что напомнила, я не перечитывал роман перед съемкой. Но я абсолютно с собой согласен: нежность – это враг! Теперь вот я буду жалеть, что не включил эту фразу в фильм. Это печальная, но правда. Сегодня, когда я чувствую, что я счастлив со своей девушкой и готов к песне «Ты моя маленькая крошка навечно», я беру себя в руки и с усилием выдаю: «От…и мне, грязная ш…а». Идеальный вариант – смешать эти два стиля воедино: «от…и мне, моя маленькая грязная ш…а навечно».

Е.М.: Смело. Прошло 15 лет – и ты решил снять фильм. Решил идти в кино, следуя общей тенденции или все-таки деньги и слава?

Ф.Б.: С тех пор как была написана эта книга, я прошел через раз-два… пять лав-стори, два

брака, одного ребенка и два развода. Я решил, что у меня появилась куча новых мыслей и готов ими поделиться. Так что мой фильм – это не адаптация, а сиквел. Это я таким образом оглядываюсь назад и пытаюсь уяснить: в 46 любовь более возможна, чем когда ты 30-летний тупой сукин сын? Потом, меня невозможно обвинить в том, что я ради славы и денег кино снимал: у меня и то и другое уже есть.

Е.М.: Почему ты решил снимать сам, а не доверился профессиональному режиссеру?

Ф.Б.: С диджитал-камерами, с хорошей оптикой любой может снять фильм. Я не верю в «профессиональных режиссеров». Это как «профессиональный писатель» – скучно! Я не хочу быть профессиональным творцом. Я ищу искренности, правдивости, человечности, смеха, слез. Искусство – это обычная работа. Просто либо у тебя есть история, либо у тебя ее нет. Я не квалифицирую себя в качестве режиссера, но быть целый день в окружении красавиц актрис и прикольных творческих людей – это то, чего в обычной писательской жизни не случается.

Е.М.: Я сейчас заплачу!

Ф.Б.: Но это так! Когда ты пишешь, ты один на один с собой.

Е.М.: Но во Франции у фильма не случилось особого успеха.

Ф.Б.: Я не считаю, что мы в минусе. 750 000 человек посмотрели «Любовь живет три года» за два месяца. Это недорогое кино, бюджет – 5 млн евро. У нас не было звезд. Никто не потерял денег. Спроси моего продюсера, он же дистрибьютор, Люка Бессона – он абсолютно счастлив. Я никогда не претендовал на блокбастер. Я же не похож на Майкла Бея?

Е.М.: Нет, у тебя профиль четче.

Ф.Б.: Ну вот! Наконец-то что-то приятное. Потом, сложно себя оценивать. Но я так скажу: когда я выпускаю книги, не слышу, как читатель смеется. Когда я пришел в Париже на премьеру в Grand Rex, с красной дорожкой, с папарацци, с критиками, со всеми, и вдруг 2000 человек в зале – раз – и громко смеются, и аплодируют, и плачут в конце… Боже, это была самая чудесная, страшная и волнующая ночь в моей жизни. Кино – мой новый любимый наркотик!

Е.М.: Интересно, как долго ты на нем просидишь? Мы как раз познакомились на теме экранизации «Идеаль». Какие мысли?

Ф.Б.: Я пишу сценарий «Идеаль» прямо сейчас. После интервью опять вернусь к работе. Предвкушаю съемки в Москве и Санкт-Петербурге! С Жаном Дюжарденом, в шапке-ушанке гоняющим моделей!

Е.М.: Когда я читала «Любовь живет три года», ни разу бы не подумала, что можно сделать из нее комедию, скорее что-то ближе к Трюффо.

Ф.Б.: Ты права, с возрастом мне больше нравится смешить людей и не грузить их своими проблемами. Я просто хотел повеселиться.

Е.М.: Что для тебя стало point of no return, когда ты решил написать «Любовь живет три года»?

Ф.Б.: Я был в депрессии после моего первого брака. Я хотел покончить с собой. Вместо этого я взял и сочинил эту книгу. Выжил. Так что эта маленькая, грустная, фривольная история спасла мне жизнь.

Е.М.: Ты считаешь, что французы и русские очень похожи, но почему-то у нас и в кино, и в литературе избегают мелодрам, а у вас ровно наоборот. И если уж совсем откровенно: когда мы встречаемся, после, например, адской недели, проведенной на идиотских совещаниях, пустых конференциях, на изматывающих встречах, мы стеснительно жалуемся друг другу: что вот зачем все это, если нет человека, который… и которому… В Париже ты можешь флиртовать с заложенным носом и даже в убитую ноябрьскую слякоть. Где мы похожи?

Ф.Б.: Я совершенно с тобой не согласен. Хотя, может, ты и права, и я себе нафантазировал русскую историю и культуру. Для меня русские символизируют отчаянную надежду, романтизм, поэзию, водку. «Доктор Живаго», «Анна Каренина»… О’кей, это клише, я знаю… Когда мы встретились в GQ-баре, почти все вокруг довольно пошло и цинично шутили, но это абсолютно одинаково и в Москве, и в Париже. Человеческие существа, наделенные интеллектом, больше всего боятся показать свои чувства, потому что не хотят, чтобы их ранили, они боятся разочарования. Я рассматриваю цинизм как способ защиты. Твои вопросы, кстати, выдают тебя с головой, точнее, с сердцем, которое ты точно так же прячешь от посторонних, но которое у тебя очевидно есть.

Е.М.: Опасный поворот. Я сворачиваю. У меня много приятелей-рекламщиков, и я всегда считала, что они вполне себе циничные люди. То ли это твой пример на них разлагающе подействовал, то ли что-то еще, но факт, что в последнее время несколько самых сумасбродных лав-стори в нашем холодном городе случились именно с ними. Не хочу тебя пугать, но один из них строит для своей возлюбленной бункер, притом что она плотно замужем с тремя детьми. Другой, наоборот, от любви ушел в себя, обнаружил внутри себя множество интересных личностей и полюбил с ними беседовать с глазу на глаз. Рекламщики – символ времени?

Ф.Б.: А-ха-ха! Ты видишь? Я был прав! Русские – сумасшедшие, и именно поэтому я вас люблю! Да, я писал в «99 франков», что работа в рекламе сносит у человека крышу. Это опасная работа, для того чтобы заигрывать с желаниями. Она заставляет тебя испытывать чувство вины за разрушение мира. Это ужасно, что тебе платят бабки за то, что ты лжешь массам. Ты начинаешь болеть. И ты пытаешься себя наказать. Поэтому ты глушишься наркотиками… Ты никогда не спишь… и умираешь молодым.

Е.М.: Ты говорил в нескольких интервью, что Россия безбашенная, шумная, но единственная страна, где ты можешь ухватить вечность за хвост, что у нас есть волшебная искра, которая непременно вспыхнет, но за которую мы дорого заплатим. И ты же сказал, что Россия – самый дорогой наркотик в мире. Что ты имел в виду? Передозировку?

Ф.Б.: Пока нет. Но протесты перед вашими последними выборами подтверждают мою правоту. Россия точно проснулась. Быстрее, чем я полагал. И еще раз Россия удивит мир. Я это говорю не из любезности. Я об этом писал в «Идеаль». Россия – это особенная страна, потому что она попробовала разрушить капитализм. Будущее России коснется всей планеты.

Е.М.: Большинство стесняются писать о любви, а те, которые не стесняются, пишут плохо, в итоге о любви, как у нас в России говорят о покойниках, – либо хорошо, либо ничего. А ты вот любишь этого покойничка распотрошить, покопаться в нем...

Ф.Б.: Да, я определенно не оптимист. Мне нравится стебаться над сложными ситуациями, но я, заметь, не выдаю решений. Я не ощущаю себя извращенцем, я скорее мошенник, тот, кто делает вид, что знает, чем он именно занимается, а на самом деле у него нет этого гребаного золотого ключика. Мне стыдно за это.

Е.М.: Трюффо говорил: «Я всегда предпочитал отраженную жизнь, чем жизнь, как она есть».

Ф.Б.: Это то, зачем мы вообще занимаемся искусством. Потому что жизнь скучна. Трюффо также сказал: «Кино заставляет красивых женщин делать красивые вещи». Я более чем согласен. Мне разрешают снимать, как Элиза Седнауи и Луиз Бургуэн занимаются любовью. И не один полицейский меня за это не арестовывает!

Е.М.: Ну у Воннегута эти целующиеся девушки в итоге оказываются миражом. Для меня, кстати, «Сирены Титана» – лучшая на свете лав-стори, это мое субъективное мнение. Кто, на твой взгляд, лучше всех в мире написал или пишет о любви?

Ф.Б.: Шекспир, милочка. Уильям, мать его, Шекспир. (Цитирует Шекспира)

«Love alters not with his brief hours and weeks, But bears it out even to the edge of doom.

If this be error and upon me proved, I never writ, nor no man ever loved».

Е.М.: Кошка или собака?

Ф.Б.: Кошка, конечно. Ее зовут Кокошка. В честь моего любимого художника. Но по-русски это «кошечка», правда?

Е.М.: Да-да. Говорил про порно, а закончилось все Шекспиром и кошечкой. Точно – мошенник.