Интервью

17 октября в прокат выходит адреналиновый триллер Рона Ховарда (Ron Howard) «Гонка» (Rush) про дуэль на «Формуле-1» между культовыми гонщиками 70-х – англичанином Джеймсом Хантом и австрийцем Ники Лаудой. Крис Хемсворт (Chris Hemsworth) , звезда блокбастеров «Тор» (Thor) и «Мстители» (The Avengers), рассказал Variety о том, как, сыграв Ханта, он понял на своей шкуре, каким образом плейбой, злоупотреблявший алкоголем, легко одерживал на треке одну победу за другой.

Как вам финальная версия фильма?

Отличная вышла история – и это я говорю при том, что я не большой поклонник просмотров своих картин: вижу себя и понимаю, что сыграть можно было лучше. Но тут другое дело. Я прочел сценарий Питера Моргана и уже тогда понял, что идея снять кино о противоборстве Джеймса Ханта и Ники Лауды, идея вывернуть наизнанку психологию «Формулы-1» – это уже круто. Эти парни все время балансировали на волоске от смерти, и их это заводило. В 70-е на треке каждый год погибало четыре или пять гонщиков, просто чтобы зрителя развлечь, представляете?

Да, они же тогда буквально в любой момент могли разбиться насмерть.

Вот именно! С тех пор спорт стал гораздо безопаснее. Рон однажды сказал мне: «В 70-х безопасным был секс, а опасными — гонки, а сейчас все наоборот». Гонщики же разбивались на треке, и я все время думал: что заставило их вообще выбрать эту дикую профессию? Они впадали в раж и управляли своими болидами на адреналине в невероятно опасных условиях – спорт давал им ощущать себя на краю жизни. Ничего так не заводит, как угроза смерти и бешеное возбуждение от гонки. При этом надо еще головой думать. Эта тяга жить моментом превращалась для них в наркотик. А в 70-е на «Формуле» была вдобавок совершенно особая атмосфера: все было пропитано сексом.

Меня в фильме поразило, насколько ненадежными были болиды тех лет.

Да, малейшие детали сборки вроде правильной ширины хвостового стабилизатора, типа шин или расположения топливного бака могли повлиять на скорость и маневренность. Борьба шла за доли секунды, и я понял, насколько искусными были механики на «Формуле» – в зачет в этой игре шло множество деталей, которые позволяли гонщикам вытворять на своих болидах все что хочешь.

Как вам самому водить болид?

До сих пор помню свой первый раз! Ух! Я залез в болид, мотор взвыл, и весь корпус завибрировал. Сидишь в этом тесном кокпите, где плечи еле умещаются, и чувствуешь, что болид – это продолжение твоего тела. В обычной машине такого не бывает, а тут ты находишься на очень маленьком расстоянии от земли и своим телом ощущаешь малейшую неровность трассы. И тогда приходит пьянящее чувство контроля и одновременно собственной уязвимости из-за того, что эти болиды такие ненадежные. Сел в него и пропал, сразу понимаешь – оторваться от такого адреналинового вброса просто невозможно, пробирает до внутренностей!

Ваш герой Джеймс Хант оказывается в итоге человеком с фиксацией на адреналине. А его жизнь вне трека – весь этот алкоголь и женщины – это попытка не снижать оборотов в промежутках между гонками?

Ну да. Джеймс был из тех людей, которым плевать на свой имидж по многим причинам. Мне как раз и нравится в нем то, что он абсолютно безбашенный. Он вообще себе многое позволял. А теперь представьте – в нашем актерском бизнесе надо все время следить за собой: что ты сделал, что сказал – и тут
я начинаю читать про этого парня, которому на самом деле было на все пофигу! Я подумал: вот бы и мне так! Он был своего рода рок-звездой, и в его поведении нельзя не уважать красоту жеста: он просто брал свою жизнь и швырял ее об стену.

Значит, вы в фильме создали свой собственный образ Ханта?

Ну, в фильме он не в точности такой, каким был в жизни. Его притягательность как раз в том, что вокруг его личности полно загадок. Например, пил ли он перед гонками? Или ходил трезвым всю неделю и позволял себе напиваться только после гонки? Разные очевидцы рассказывают каждый свою версию событий. Ну да, он был бабник, каких мало – но в то время к этому проще относились. И совершенно точно, что у этого парня от природы был настоящий талант и способность к концентрации и вдобавок собственный стиль, абсолютно непохожий на стиль Ники Лауды.

Крис, вы тоже чувствуете в себе тягу к риску?

А то! Но вообще я, конечно, гораздо больше отдаю себе в этом отчет, чем Джеймс. Просто в то время, в 70-е, синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) не был еще так хорошо изучен, а у Джеймса он был, я думаю. Я вот в школе не мог сосредоточиться и сидеть спокойно, если предмет меня не захватывал. В актерской профессии меня как раз привлекают постоянные перемены, вся эта движуха, и то, что нужно все время отвечать на новый вызов. Я так устроен, что чем больше вокруг меня хаоса, тем увереннее я себя чувствую. Джеймс тоже говорил об этом в своих интервью. Он вообще не мог вспомнить потом первых кругов на любой гонке, потому что был слишком взвинчен и в то же время предельно сконцентрирован. Это как сбывшийся сон: ты находишься на грани между восторгом от того, что слился с болидом в одно целое, и ужасом, что он может сойти с трассы в любой момент.

А вам пришлось проходить какую-то физподготовку для того, чтобы сыграть Ханта?

Для «Тора» я набрал 97 кг, а тут мне надо было разом похудеть на 15, так что пришлось попотеть. Доходило до смешного: моя жена как раз была беременна, но мне казалось, что у меня гораздо больше симптомов беременности, чем у нее – я стал капризным, мне все время хотелось есть, и я чувствовал себя страшно измотанным из-за тренировок и недоедания. Но мне кровь из носу надо было избавиться от лишнего веса, потому что я стал слишком крупным парнем для этой роли – Джеймс был пониже меня, а я со своей мышечной массой, набранной для «Тора», и ростом метр девяносто просто не влезал в болид.

Вы пообщались с кем-нибудь из гонщиков «Формулы» 70-х?

Бывший менеджер команды «Макларен» Аластер Колдуэлл постоянно торчал на съемках. Вроде бы кто как не он должен был знать Джеймса как облупленного – но даже он был не до конца в курсе всего, что творилось тогда с ним. В конце фильма есть сцена, когда техники машут Ханту, чтобы он заехал на пит-лейн, а он отказывается сменить шины. Алистер сказал мне: «Я до сих пор не знаю – то ли он решил послать нас к чертовой матери тогда, то ли просто не видел, как мы ему машем. В этом был весь Джеймс». Такие моменты создавали вокруг него ореол загадочности, которая меня в нем и привлекает.

Какая часть гоночных эпизодов снята с вами за рулем?

Меня целый месяц натаскивали, как нужно управлять болидом, нужно было привыкнуть к хитрой коробке передач, с которой просто так не управиться, если не
напрягать мышцы. В основном мы снимали, как болиды заезжают на пит-стоп и выезжают обратно. Заезжаешь, резко сбрасываешь скорость, стаскиваешь шлем, говоришь пару реплик и быстро вскакиваешь обратно – надо было пошевеливаться. Нам повезло, что оператором на этом фильме был Энтони Дод Мэнтл – он лучший из тех, с кем я работал. Он эти свои камеры ухитрялся пихать повсюду – на шлем, прямо на глаза тебе, в сам болид, так что он снял гонку со всех возможных ракурсов. А потом выходили каскадеры и уже делали вместо нас настоящие трюки.

Эти уроки вождения помогли вам понять, что такое гонки?

Да, вот именно. Я ведь не то чтобы вырос в мире «Формулы-1» и даже фанатом не был. Но мой отец участвовал в мотогонках, так что я отчасти понимал, что к чему. Когда первый раз садишься в болид, сразу чувствуешь, каково это – как гонщиков тянет к этой игре, и как они на нее подсаживаются.

«Гонка», по-вашему, хорошее название для фильма?

Да, мы прикидывали так и эдак, и решили, что это простое короткое слово лучше всего описывает происходящее в фильме на разных уровнях.

Полную версию интервью с Крисом Хемсвортом читайте в сентябрьском номере Variety Russia

Англоязычную версию интервью с Крисом Хемсвортом вы можете прочитать здесь.